А теперь я перейду к весьма любопытному факту в моей истории. Дней десять назад я приехал на церковный праздник в деревушку, что здесь неподалеку. Мы с вами только что были рядом. И представьте себе мое удивление, когда я увидел того самого человека. Я подумал: он, наверное, попал в автомобильную катастрофу – он передвигался в инвалидном кресле. Я спросил, кто это такой; мне сказали – местный богач по фамилии Винаблз. Через несколько дней я написал полицейскому инспектору, которому давал показания. Хотел обсудить с ним новые факты. Он приехал в Борнмут – инспектор по фамилии Лежен. К моему рассказу он, однако, отнесся скептически – насчет того, что это прохожий, которого я видел в вечер убийства. Как сообщил мне Лежен, мистер Винаблз уже много лет калека, последствия полиомиелита. Должно быть, я ошибся – обмануло случайное сходство.

Мистер Осборн неожиданно смолк. Я помешал бледную жидкость в чашечке и с опаской отхлебнул. Мистер Осборн положил себе три куска сахару.

– Что же, теперь вам все ясно, – сказал я.

– Да, – отозвался мистер Осборн. – Вроде бы...

В голосе его звучало разочарование. Он снова наклонился вперед, лысина сверкала в свете лампы, глаза за стеклами очков блестели от возбуждения.

– Объясню вам кое-что еще. Когда я был ребенком, мистер Истербрук, приятель отца, тоже фармацевт, давал показания на процессе Жан-Поля Мариго. Может, вы помните – он отравил жену-англичанку мышьяком. Друг отца показал: обвиняемый поставил чужую подпись в книге регистрации лекарств, содержащих яд. Мариго был осужден и повешен. На меня это произвело неизгладимое впечатление, сами понимаете – мальчишка. И у меня появилась затаенная мечта: вот бы самому когда-нибудь выступить на сенсационном процессе и содействовать торжеству правосудия над убийцей. Наверное, именно тогда я стал внимательно вглядываться в людей, стараясь запоминать лица. Признаюсь вам, мистер Истербрук, хоть это и может показаться смешным, но я много, много лет все ждал, а вдруг ко мне в аптеку явится кто-то, замысливший прикончить жену, и купит яд.

– Или новая Мадлен Смит, – подсказал я.

– Именно. Увы, – вздохнул мистер Осборн, – ничего подобного не случилось. А если и был такой клиент, то, значит, убийца избежал правосудия. Спокойнее думать, будто подобное бывает редко, но, к сожалению, оно случается – и весьма, весьма часто. А сейчас я узнал это лицо безошибочно. Не совсем то, конечно, о чем мечталось... Но все же есть надежда: появилась возможность быть свидетелем на процессе об убийстве.

Он засиял улыбкой детской радости.

– И все-таки, должно быть, вам обидно, – посочувствовал я.

– Да-а-а, – протянул мистер Осборн, и в его голосе опять послышались нотки разочарования. – Я человек упрямый, мистер Истербрук. День ото дня я испытываю все большую уверенность, что прав. Тот, кого я запомнил, – Винаблз, и никто иной. Да! – Он поднял руку, предупреждая мои возражения. – Знаю. Туман. Я был не так уж близко, но полиция не приняла во внимание, что я тщательно проанализировал все запомнившееся. Не только черты лица, большой нос, кадык... Я запомнил посадку головы, угол между шеей и плечом. Я повторял себе: «Признай свою ошибку, не упрямься». Но чувствую нутром – ошибки не было. Полиция утверждает: такое невозможно. Действительно ли невозможно? Этим вопросом я задаюсь.

– Однако при тяжком увечье...

Он прервал меня, замахав в ажитации указательным пальцем:

– Да, да, но долгий опыт работы в системе национального здравоохранения... Знали бы вы, чего только не творят люди, на какие только уловки не пускаются! Прямой обман врачей! И представьте, многим такой обман сходит с рук. Я вовсе не говорю, будто медики – доверчивая публика, очевидная симуляция от них не ускользнет. Но есть особенные приемы, и тут фармацевт скорее распознает обман, чем врач. Некоторые лекарства, к примеру, или же совсем безвредные препараты могут вызвать лихорадку, различные кожные высыпания, раздражения, сухость в горле, усиленную деятельность желез внутренней секреции...

– Вряд ли можно вызвать атрофию конечностей, – заметил я.

– Верно. Верно. Но кто утверждает, что у мистера Винаблза атрофированы конечности?

– Ну... его врач, я полагаю?

– Так. Я постарался собрать кое-какие данные на этот счет. Его врач в Лондоне, это специалист с Харли-стрит [34] , правильно. Когда он здесь поселился, его пользовал местный врач, который потом оставил практику и живет за границей. Нынешний доктор вообще не осматривал мистера Винаблза. Мистер Винаблз раз в месяц ездит на прием на Харли-стрит.

Я взглянул на собеседника с любопытством:

– И все же я не вижу в этом никакой лазейки для...

– Вы не знаете того, что знаю я, – сказал мистер Осборн. – Достаточно скромного примера. Миссис К. получает страховку в течение целого года. Получает в трех местах. В одном как миссис К., в другом – миссис Р., в третьем – миссис Т. Миссис Р. и Т. дали ей свои карточки на проверку, и она получала страховку в три раза больше положенной.

– Не понимаю...

– Представьте себе, только представьте, – он снова в волнении замахал пальцем, – наш мистер В. налаживает контакт с жертвой полиомиелита, настоящим больным, тот беден, нуждается. Внешне похож на мистера В. – отдаленное сходство, не более. Ему делается выгодное предложение. И вот этот инвалид, выдавая себя за мистера В., приглашает специалиста, подвергается осмотру, в истории болезни все зафиксировано правильно. Затем мистер В. приобретает дом в сельской местности. Практикующий там врач готовится уйти на пенсию. Снова больной человек на сцене – приглашают врача, опять осмотр. И пожалуйста! Мистер Винаблз – жертва полиомиелита, документы подтверждают: атрофированы нижние конечности. Документы не поддельные. Он появляется на людях в инвалидном кресле.

– Слуги бы наверняка знали, – возразил я. – Его лакей.

– А что, если действует целая шайка и лакей – один из них? Что может быть проще! И вероятно, еще кто-то из слуг.

– Но для чего?

– Ага, – сказал мистер Осборн. – Это уже другой вопрос. Не буду излагать вам свою теорию – вы просто посмеетесь над ней. Но судите сами: вот алиби для человека, которому оно может понадобиться. Он бывает где угодно, и никто этого не знает. Его видели разгуливающим по Паддингтону? Немыслимо. Ведь это жертва недуга, живет он за городом; и так далее. – Мистер Осборн замолчал и взглянул на часы: – Сейчас подойдет мой автобус. Мне пора. Я все думаю об этом. Понимаете, я размышляю над тем, смогу ли представить какие-либо доказательства. Решил побывать здесь – времени у меня предостаточно, иной раз скучаю по своему делу, – посмотреть собственными глазами, как говорится, и, называя вещи своими именами, кое-что разнюхать. Не очень-то красивый поступок, скажете вы, – согласен, не очень. Но речь идет о выяснении истины, о поимке преступника... Если бы, к примеру, я увидел, как мистер Винаблз прогуливается потихоньку вокруг дома – дело в шляпе! И еще я подумал: может, они не сразу, как стемнеет, задергивают портьеры – вы, наверное, заметили, все до сих пор помнят призыв: «Электричество – это главное». Свет зажигают, когда уже час прошел, как стало темно. Я подберусь поближе и загляну в дом. А вдруг он расхаживает по библиотеке? И не знает, что за ним подсматривают? С чего бы ему беспокоиться, насколько ему известно, ни у кого на его счет нет подозрений!

– Почему вы так уверены, что в ночь убийства видели именно Винаблза?

– Это был Винаблз! Я знаю! – Осборн вскочил. – Мой автобус подходит. Рад был с вами познакомиться, мистер Истербрук. И у меня на душе теперь легче – объяснил вам, откуда я тут взялся. Вам, наверное, все это кажется глупым.

– Не совсем, – сказал я. – Но вы мне не сообщили, что, по-вашему, Винаблз замышляет.

Мистер Осборн смутился, даже как-то оробел.

– Не смейтесь только, пожалуйста. Все говорят, он богач, но никто толком не знает, откуда деньги. Я вам скажу. Я думаю, он из тех заправил преступного мира, о каких часто пишут. Ну, продумывает, планирует, а его банда все выполняет. Может, это вам покажется глупой выдумкой, но я...